Недалеко от Усть-Анзаса находятся такие села: Усть-Азас, За-Мрасу, (вверх по реке Мрасу); Дальний Кезек, Ближний Кезек, Челей и село Парушка (вниз по реке Мрасу). К этим селам нет дорог, поэтому многие из них уже заброшены. Долгое время таежники жили без электричества, газа, связи и дорог. И только в 2019 году власти обеспечили каждый дом солнечными батареями. Теперь у местных жителей в домах есть холодильники и телевизоры. Но до сих пор нет сотовой связи и Интернета. Здесь нет школы. В сентябре детей отправляют в школу-интернат в Таштаголе. А к родителям приезжают только на каникулы. Именно в такой момент мы нашли их в этой удивительной деревне. Горная Шория (Шорск. Таглыг Шор) — горно-таежный регион, расположенный в южной части Кемеровской области на стыке Алтая, Саян и Кузнецкого Алатау. Регион условно можно отнести к горной системе Алтая.

...

...

Христос, Богочеловек, для спасения людей, обновления, освящения и примирения с Отцом Небесным, основал на земле Свою Церковь и всех, принадлежащих к ней искренно, спасает благодатью, которую даровал ей изобильно, благодать на благодать, а противящихся ей отсылает, как непокорных и не обновленных, в муку вечную. Таким образом, Он, Христос Бог, как тогда, так и теперь лежит на восстание и на падение многих. А сколько этих восстающих и падающих — Богу известно, и отчасти и нам небезызвестно. Ибо сказано непреложною Истиною: много званых, а мало избранных (Матф.22:14). Сколько на наших глазах почти ежедневно падает, и падает невозвратно! Сколько всяких безобразий творится людьми тайно и явно! Сколь дерзко попираются Евангелие и Церковь Божия от беззаконников, раскольников, сектантов! Сколько безобразий, всяких пороков творится воочию. Но Бог поругаем не бывает (Гал.6:7). У Меня отмщение, Я воздам, говорит Господь (Евр.10:30).

...

...

...

Что это? Теплая слеза выкатилась из глаз молодого человека и упала на ледяное стекло. Снизу доносился шум толпы, звонки конок, грозные окрики кучеров. Там кипела жизнь. Оттуда сверкали бархатистые вероломные глаза Вари, виднелись ярко освещенная гостиная и полутемный балкон, озаренный электрическим фонарем. На мягкой мебели у символических ширм сидит теперь Варя. И против нее в куцем фраке поэт Лебединский торжественно читает свое новое произведение. Он отрицает в нем любовь, отрицает все святое на земле. Ему рукоплещут. Студент целует ручку Вари, за ним тянется чернобородый инженер, румяный артиллерист сел за рояль и прыснул оттуда кафешантанной венгеркой. И ни слова про него, ни вздоха, ни мысли о нем на этом белом лбу, в этих лучистых бархатных глазах... И звезды, не волнуясь, не бледнея, спокойно смотрят на шумный город, на уснувшие реки, на тихие деревни и на необъятный простор степей. Им все равно... Николай Иванович быстро встал. Он собрал свои деньги, положил их в бумажник. Бережно перевязал он письма матери и спрятал их в шкатулку. Взялся было за перо, да бросил. Позвал человека, приказал достать чемоданы. «Скорее, скорее, - думал он: - еще поспею на курьерский». Маленький домик, высокие тополя, раскидистые дубы, а главное старушка в черной кружевной косынке вдруг стали ему так несказанно дóроги в эту минуту...

Без документов Татьяну не могли венчать. Метрики были в деревне. Да надо и тетушке все объяснить, устроить. Андрею не очень хотелось ехать, но отказать сестре он не мог. «И зачем им венчаться, - думал, подъезжая к вокзалу. - Ну любят, ну и живут вместе... Нет, метрику доставай, тетушку успокаивай...» Андрей был явно недоволен и зевал. Правда, предстояла ночь в вагоне, тридцать верст на лошадях, - и тетушку видеть всего день. Жельня место славное, и тетушка мила, но все же ему было лень. Он утешился тем, что выпил водки, и пошел в вагон спать. Когда проснулся, было светло. В окна лепила метель. Андрей встал, пошел умываться. До его станции было еще часа два. Он приободрился - на него нашло то ровное, спокойное-веселое настроение, какое бывало обыкновенно, - он стал думать о предстоящей езде. Наверно, ему вышлют доху. Он закутается - и продремлет всю дорогу до Жельни, в сумерках ввалится к тетушке, будет греться, есть за чаем горячие баранки с маслом. Ладно! Пожалуй, и неплохо, что поехал.

...

Зима стала вдруг; еще вчера не было признака снега, дул ветер, поднималась вода, к вечеру начали было палить пушки, а к ночи все стихло, замерло, точно притаилось, с помутневшего неба полетели широкие, ватные хлопья, затем разрядились, закружились в воздухе миллионами беленьких звездочек, и пошел настоящий, ровный снег, к утру прихватил порядочный мороз, и, когда Наталья Алексеевна проснулась и, зябко кутаясь во фланелевый, розовый халат, подошла к окну, она ахнула, и ее бледное личико осветилось, согрелось веселой улыбкой. Санный путь был готов.

«Сегодня ангелы должны летать низко-низко над землей. А вот я их не вижу. Но зато здесь с нами ангел, который мне помогает, - с любовью думал Шурик. - Он дал мне даже то, чего я и не просил - игрушки, елку, конфеты. Все у меня есть. Вот только папа... Папы, папы нет», - мелькнула горькая мысль. Он вдруг встретился взглядом с матерью. В ее больших, грустных глазах он прочел ту же тоску. Он понял, как ей должно быть грустно среди счастливых, улыбающихся лиц... Мальчик украдкой взглянул на своего ангела. Его губы были полуоткрыты: вот-вот он скажет ликующее, торжественное слово.

Военный моряк принял смерть, приличную мужчине и адмиралу. Можно долго спорить о том, как повернулся бы ход войны, если бы Макаров принял тогда иное решение или если бы его хотя бы сумели достать живым из воды. Однако едва ли память Макарова нуждается в спекуляциях: покойный адмирал и без того успел сделать на удивление много. Он не был, может быть, идеальным флотоводцем, и так уж сложилось, что славу себе Макаров стяжал в основном не на боевом посту. Однако его заслуги перед Россией и даже миром на удивление громадны для адмирала, столь мало участвовавшего в морских баталиях. Достаточно сказать, что одно из любимых детищ Макарова, ледокол «Ермак», пережил создателя на многие десятилетия и позже его можно было видеть и спасающим затертых во льдах «купцов», и выручающим флот из Ревеля, к которому подходили немцы во время Великой войны, и эвакуирующим солдат с мыса Ханко в 1941-м, и работающим на Севморпути после войны. Труды Макарова заложили один из крупных камней в фундамент мировой океанографии. До сих пор военные флоты всего мира используют торпеды, которые впервые успешно опробовал экипаж «Константина». Разносторонний и энергичный, Макаров оказался более ученым и изобретателем, нежели командующим эскадрой, однако, не успев принять участия в крупных битвах, мирное время он использовал с потрясающей эффективностью, успев самостоятельно создать себе бурную и мощную биографию. При его складе характера сложно было вообразить смерть на постели, при нотариусе и враче. В конечном счете он сумел завоевать уважение и в России, и далеко за ее пределами, в том числе даже среди своих противников.

Бледнеет морозная ночь; алмазами искрятся в голубом небе далекие звезды; светлыми точками мигают огни по всему селу Чардыму, тихо дремлющему под пушистыми снегами; белые пары клубятся над широкими полыньями крепко скованной льдами Волги. На версту, на две по ее равнине светятся ярко-горящие огни в старой деревянной церкви, стоящей на высоком холме, на самом берегу теперь молчаливой реки. Церковь полна народом; простые люди горячо молятся в эту морозную ночь в своем храме Новорожденному Младенцу Христу; лица всех обращены к маленькому иконостасу, освещенному копеечными, грошовыми свечками; умиленные взоры устремлены на святые лики темных икон. Тихий голос старца-пастыря в светлых ризах, белого как лунь, мягкий и ясный, сердечно исходит из синего, звездного, как небо, маленького алтаря. Смирение и покорность видны на лицах молящихся. Эти люди, кажется, ясно видят Чудного Младенца, лежавшего в Вифлеемских яслях, Который принес мир на землю, мир для кротких сердцем. За тихими возгласами пастыря светло и радостно разливается по всему храму стройное пение детей-поповичей. - Гаврюша и Митя Пимерковы, Андрюша и Сеня Мансветовы уже с неделю приехали к родителям - причетникам Петровичу и Тихонычу - на рождественские праздники. Они отдохнули от тяжелой науки, покатались вволю с маленькими сестренками с ледяной горы, ждали, день ото дня нетерпеливее этой Божьей ночи - и дождались. Скоро кончится утреня, и пойдут поповичи славить Христа к батюшке с матушкой, к старосте Михеичy, к бурмистру, к управителю. Гаврюша, два-три вечера перед этой ночью, уходил из низенькой горенки от брата Мити на простор, в ограду, и там, сидя за алтарем на камне, шептал что-то, глядя с пригорка в белую даль, расстилавшуюся над Волгой. Это была его тайна и пока для всех оставалась тайной.

Мы отправляемся на Русский север - родину поморов и полярного сияния. Здесь сохранились памятники деревянного зодчества, которых в центральной и южной части страны практически не осталось, средневековые фрески, произведения древних ремёсел, яркие краски северной кухни. А еще это край ночного солнца, огромного разнообразия ягод, грибов, пещер, езды на оленьих упряжках, рыбалки... И ещё чего-то, что всегда остаётся за скобками, за кадром, за полярным кругом.

К 210-летию Федора Тютчева

...

Въ наше время многое измѣнилось въ сравненіи съ старымъ, и измѣнилось, къ истинному сожалѣнію всѣхъ истинно вѣрующихъ, къ худшему. Многіе нынѣ такъ далеко отступили отъ обычаевъ древнихъ христіанъ, что если бы святые мученики, проливавшіе кровь за вѣру Христову, подвижники, питавшіеся во всю жизнь травами да кореньями, встали изъ своихъ мѣстъ упокоенія и взглянули на насъ, то едва-ли признали бы насъ единовѣрными себѣ христіанами. Горе намъ, отступившимъ отъ преданій, пришедшихъ отъ временъ апостольскихъ! Горе намъ, оставившимъ обычаи, унаслѣдованные отъ временъ мученическихъ! Горе намъ, нарушающимъ уставы, преданные отъ святыхъ отцевъ! Горе намъ, отступившимъ отъ обычаевъ нашихъ предковъ.

...

....