Варлам Шаламов, солагерник Демидова, посвятил ему несколько рассказов, один из них — «Житие инженера Киприеева». В 1960-е Шаламов и Демидов дружили, переписывались, но потом поссорились.

Вдоль расплывающейся, бухнущей и осыпающейся призмы зерна тяжелым шагом расхаживает часовой. Это — женщина. Из под платка ветер треплет седые мокрые космы. А может быть она, как и многие другие, раньше времени состарилась? Может быть голод и нужда, унижения и потери вырисовали на ее лице эти глубокие морщины. В СССР теперь люди рано сгибаются, рано стареют, не успев вырасти прямыми и высокими, не успев узнать, что такое молодость и беззаботность... На женщине-часовом все старо. Много раз латано и перештопано. Солдатские ватные штаны, такая же «телогрейка» бушлат. Вместо фуражки или «ушана», серый рваный платок. Все насквозь мокрое и грязное. На ногах что-то, что комами облепила черная грязь. На плече винтовка без штыка, на бичевке вместо ремня. И бичевка вся в бесчисленных узелках. Все серо. Все мокро. Все грязно. Все по нищенски выглядит. Вот оно какое лицо моей несчастной Родины; то лицо, которое не видят дипломаты, решающие судьбу народов. Лицо без мрамора, блеска, водки, икры и шампанского. Я и сегодня не могу отвязаться от моей встречи с Россией. Она осталась врезанной в памяти, символизированная усталой, измученной женщиной, похожей на мокрую нахохлившуюся курицу, насильно несущая свой неестественный труд. Женщиной, вооруженной ненужной ей винтовкой, стерегущей отнятый у ее детей, гниющий хлеб... ... Я смотрел на шагающую незнакомую мне женщину и вдруг рыдания рванули мою грудь: — Мама! — прошептал я, захлебываясь, — Мама...

В период боев маленькой «Армии генерала Корнилова» под Екатеринодаром, я находился в конном Баклановском отряде. Отряд был донской, и состоял из офицеров и донской учащейся молодежи. Нас в отряде было два кубанца: мой старший брат и я. К тому времени я уже «сделал карьеру»: был вахмистром отряда. Всей конницей командовал ген. Эрдели. Мы находились на левом фланге нашей пехоты, штурмовавшей Екатеринодар, в «Садах».

Когда говорят об эмиграции, обыкновенно не делают различия между поколениями, жившими в России, и поколениями, уже родившимися за ее пределами. Говорят о первой и второй эмиграции, теперь уже и о третьей, а если вообще говорят о русских людях, рожденных в чужих краях, то почти всегда с ужимкой, с мысленной или прямо высказанной оговоркой, что мы русского происхождения — но как-то не совсем русские по духу, или по взглядам. Такое мнение, конечно, распространено у жителей стран, принявших наших отцов. Думаю, что каждому, здесь присутствовавшему, который получал образование в Америке, не раз приходилось объяснять недоумевающему товарищу или учителю, что, хотя он родился в Австрии, в Китае, в Австралии, в Чили, он все-таки русский, во всяком случае не простой американец, и даже не американец «через черточку», как принято здесь обозначать себя, скажем, итальяно- американцам, поляко-американцам и другим группам. Так говорим все мы, даже когда в глубине души сами не полностью верим утверждаемому. Все дети из русских православных семей, да и многие дети наполовину русские, испытали такое чувство отчужденности, или, по крайней мере, обособленности, вырастая, воспитываясь и устраиваясь в американской среде.

Часто задаю себе вопрос. А за что их раскулачили? За их труд тяжелый, за честность... Так ли это было? Да, было в 1930 году. Вспоминается та февральская ночь 1930 года, когда в наш дом постучали. Вошли два вооруженных человека, и в доме стали делать обыск. Запретного не нашли. Папе сказали, что он арестован. А маме сказали, чтобы сушила сухари, так как вся семья будет выслана на Север, и путь будет далекий. Отца увели с собой. Эта ночь для нас, детей и матери, была очень тяжелая - с плачем. На следующий день было описано все наше имущество в доме и во дворе, а также - скот. И дней пять увозили наше имущество, зерно и увели скот. Оставили только мешок муки и курей. Это на питание до высылки нас и в дорогу.

Недалеко от Усть-Анзаса находятся такие села: Усть-Азас, За-Мрасу, (вверх по реке Мрасу); Дальний Кезек, Ближний Кезек, Челей и село Парушка (вниз по реке Мрасу). К этим селам нет дорог, поэтому многие из них уже заброшены. Долгое время таежники жили без электричества, газа, связи и дорог. И только в 2019 году власти обеспечили каждый дом солнечными батареями. Теперь у местных жителей в домах есть холодильники и телевизоры. Но до сих пор нет сотовой связи и Интернета. Здесь нет школы. В сентябре детей отправляют в школу-интернат в Таштаголе. А к родителям приезжают только на каникулы. Именно в такой момент мы нашли их в этой удивительной деревне. Горная Шория (Шорск. Таглыг Шор) — горно-таежный регион, расположенный в южной части Кемеровской области на стыке Алтая, Саян и Кузнецкого Алатау. Регион условно можно отнести к горной системе Алтая.

В декабре 1930 года Федоров В.И. (отец мой) был арестован ОГПУ и осужден в 1931 году на три года по ст. 58-10 (за агитацию против Советской власти). Федоров В.И. имел 1 год образования приходской школы. Агитацией не занимался. Моя мать, Федорова Мария Лукинична, 1885 г.р., вместе с пятью детьми (4 сына и 1 дочь) выслана 21 июня 1931 года в спецпоселок Хибиногорск - 18-й км, самые младшие дети были близнецы по 5 лет. Везли в товарных вагонах, вагоны не открывались.

Этот вопрос задал мне редактор нашей «Переклички». Вопрос щекотливый — это значило написать свою быто-биографию. Другими словами, вжать 70 лет жизни в одну страничку... не так ли? Существует мнение литературоведов и прочих критиков искусства, что люди творческого склада отражают самих себя, и, в какой-то степени, свое философское «Верую» в своих произведениях. Это бывает намеренно или без этого: так сказать, весь душевный комплекс мыслей и чувств, накопленные жизненным опытом, независимо от желания, выливается сам собой. Психологи, с дотошностью ученых, ищут причины глубже, отыскивая наследственные качества, передаваемые бабушками и прабабушками. Принимая, как закон, эти мудрые выводы, должен буду сказать несколько слов о моем детстве, когда впервые необдуманно, я взял в руки карандаш, не предвидя последствий этого легкомыслия.

...

...

25 февраля 1950 года в лагерном пункте №10 Сахалинского исправительно-трудового лагеря (Сахалинлаг), созданного 20 августа 1948 года для обеспечения рабочей силой строительства дорог, нефтепроводов, зданий, заготовки леса и стройматериалов для объединения «Дальнефть», произошло убийство пяти заключенных. Как считали в Сахалинском обкоме ВКП(б), оно было организовано лагерным руководством. И было далеко не единственным грубейшим нарушением законности в Сахалинлаге, которым, как и «Дальнефтью», руководил известный под кличкой «Палач-Любитель» чекист-орденоносец Д. В. Успенский.

Своей цели юный Алексей Шеин добивался всегда. 14-ти лет по смерти родителя унаследовав от него должность стольника, он уже пять лет спустя был назначен воеводою в Тобольск, а оттуда еще через два года переведен в Курск. Царевна Софья, сделавшаяся правительницей при малолетних братьях, Петре и Иоанне, жаловала молодого воеводу и возвела его в боярское звание. Под началом любимца ее, князя Василия Голицына, Алексей участвовал в двух Крымских походах, командуя Новгородским полком. Походы те не принесли успеха, ибо войско русское немало отстало от своего века, а сами кампании были худо подготовлены.

...

...

...

Христос, Богочеловек, для спасения людей, обновления, освящения и примирения с Отцом Небесным, основал на земле Свою Церковь и всех, принадлежащих к ней искренно, спасает благодатью, которую даровал ей изобильно, благодать на благодать, а противящихся ей отсылает, как непокорных и не обновленных, в муку вечную. Таким образом, Он, Христос Бог, как тогда, так и теперь лежит на восстание и на падение многих. А сколько этих восстающих и падающих — Богу известно, и отчасти и нам небезызвестно. Ибо сказано непреложною Истиною: много званых, а мало избранных (Матф.22:14). Сколько на наших глазах почти ежедневно падает, и падает невозвратно! Сколько всяких безобразий творится людьми тайно и явно! Сколь дерзко попираются Евангелие и Церковь Божия от беззаконников, раскольников, сектантов! Сколько безобразий, всяких пороков творится воочию. Но Бог поругаем не бывает (Гал.6:7). У Меня отмщение, Я воздам, говорит Господь (Евр.10:30).

После освобождения Закарпатской области ряд работников неправильно повели себя в отношении русского населения, считая, что между русским и украинским населением Закарпатской области нет никакого различия, поэтому вся работа велась на украинском языке. Школы организовывались с обучением на украинском языке, газеты издавались только на украинском языке.

В чеховском «Острове Сахалине» есть известная сцена наказания плетьми, которой принято очень ужасаться. Ее положено воспринимать как апофеоз насилия и демонстрацию бесчеловечности уголовной юстиции царского режима. Однако, если взглянуть на дело без привычных нам шор, которые вековыми усилиями интеллигентской и советской пропаганды стали чуть ли не обязательны к ношению, то мы увидим противоположное: мы обнаружим редкостную снисходительность и едва ли не гуманность уголовного правосудия России позднеромановского времени.

Смещенный Временным Правительством, согласно представления генерала Брусилова, с должности командующего армией за «несоответствие духу времени», донской казак генерал от кавалерии Каледин, по прибытии на родной Дон, был избран Войсковым Кругом Атаманом Войска. Решительный, с хорошо развитым государственным чутьем, генерал Каледин в короткий срок приобретает авторитет не только среди родных донцов, но и у казаков других войск.

9 ноября 1910 г. на собрании русских избирателей Старокиевского участка, проводившемся в преддверии выборов в Киевскую городскую думу, Сикорский произнес примечательную речь: «На Киев смотрит вся Россия. Петербург никогда не имел значения руководителя национальной жизни России. Москва после 1905 года также утратила нравственный авторитет в глазах национально-русского общества. Значение центра русской национальной жизни начинает переходить к Киеву, и на киевлянах лежит высокий долг перед городом и родиной: мы должны укрепить возникшую здесь русскую твердыню. Пора нам сказать: мы — сыны великого народа, и здесь, в историческом Киеве, хозяева — мы! Городское управление матери городов русских должно быть русским. Вот почему на выборах мы должны идти твердо и прямо, никому не кланяясь и ни у кого не заискивая. Мы должны решительно сказать: мы — русские, и Киев — наш».